Главная » Статьи » Житие старца Паисия Святогорца

Глава одиннадцатая. В КАЛИВЕ ЧЕСТНОГО КРЕСТА (1)
 

Житие старца Паисия Святогорца*

 


◄ Глава 10       Глава 11       Глава 11 (2)

Глава одиннадцатая 
В КАЛИВЕ ЧЕСТНОГО КРЕСТА

 
В святой Ставроникитской обители
 
   Священный Кинот76 Святой Афонской Горы призвал насельников Иверского скита иеромонахов Василия и Григория возродить монашескую жизнь в доселе особножительном монастыре Ставроникита, страдавшем от нехватки братии. Когда отцы Василий и Григорий спросили Старца, как им поступить, он благословил им принять приглашение Кинота и добавил: «Я тоже приду к вам и, чем могу, помогу».

   Так, после года жизни и подвигов в Катунакской пустыне, 12 августа 1968 года Старец перешел в святую Ставроникитскую обитель.

   В письме от 11 октября 1968 года он сообщает: «Скорее всего, Вы уже узнали о том, что я сменил место и образ жизни. То есть после пустыни я оказался в монастыре и, вместо прежней совершенной беспопечительности, — теперь нагружен попечениями и ответственностью. Уверен, что Вы будете молиться о том, чтобы эта повинность не затянулась надолго, и я снова обрел своего рассеянного внутреннего человека. Конечно, избежать призвания на это послушание я не мог. Надеюсь, что к весне все наладится и я стану свободным, чтобы постоянно молиться о Вас, потому что сейчас, с монастырскими хлопотами, я не успеваю выполнять даже свои собственные необходимые монашеские обязанности».

   Поскольку монастырь испытывал сильную нужду, Старец помогал на всех послушаниях. Он начинал первым и за ним подтягивались остальные. Из-за нехватки братии он также принял на себя обязанности члена Духовного Собора.

   6 ноября 1968 года, с задержкой, он получил отпускную грамоту из Великой Лавры, которой принадлежала келья на Катунаках.


 
Кончина батюшки Тихона
 
   Между тем, Старец отца Паисия, русский подвижник батюшка Тихон, находился в преддверии кончины. Прожив жизнь, исполненную борьбы и подвигов, сейчас он готовился к жизни вечной.

   За десять дней до кончины он попросил своего послушника отца Паисия перейти к нему на келью. Старец Паисий пишет: «Эти последние десять дней, которые я провел рядом с ним, были для меня величайшим благословением Божиим, потому что я получил пользу большую, чем когда бы то ни было. Ведь мне была дана благоприятная возможность немного пожить его жизнью и узнать его лучше... Последнюю ночь он непрерывно, в течение трех часов держал свои руки на моей голове, благословлял меня и давал мне последнее целование»77.

   Старец Тихон почил 10 сентября 1968 года, заранее узнав о своей кончине и своими руками приготовив себе могилу.

   Доброму послушнику, своему «сладкому Паисию», — как он его называл — Старец оставил свое благословение и обещание навещать его каждый год. «Мы с тобой, дитя мое, — говорил Старец Тихон, — будем иметь дорогую любовь во веки веков». Желая, чтобы отец Паисий стал его преемником по келье, Старец Тихон сказал: «Если ты останешься жить в этой келье, это доставит мне радость. Но пусть будет так, как хочет Бог, дитя мое».

   И действительно: после того, как отец Паисий помог молодому братству наладить монастырскую жизнь, он — ради безмолвия — переселился в каливу Честного Креста (в омологии записана дата 2 марта 1969 года). Он считал великим благословением жить и подвизаться на месте, где совершал аскетические подвиги его святой Старец. Это место умиляло и вдохновляло его, потому что от сверхчеловеческих подвигов батюшки Тихона и от происшедших там Божественных событий оно было пропитано особой Благодатью Божией.

   Освободившись от попечений монастырского общежития, заручившись молитвой и примером своего Старца, отец Паисий наслаждался своим «сладким безмолвием» и общением с Богом, молясь о спасении мира и о том, чтобы пребывать в безвестности самому. В письме от 10 апреля 1969 года он писал: «Сейчас, когда Благодатью Божией я развязался с монастырем и живу в моем сладком безмолвии (которое и само по себе есть таинственная молитва), я буду помнить о Вас больше, и из далекого далека буду находиться совсем рядом с Вами. Молитесь о том, чтобы я лучше исчез с человеческих глаз, чем был видим другими, потому что только в этом случае я исполню свое предназначение. Это правда, что исчезая, я чувствую себя близ измученного страданиями мира».

   Однако, несмотря на то что Старец был невидим миру и «погребен» в «овраге батюшки Тихона», он стал полюсом притяжения для многих юношей, поступивших послушниками в Ставроникитский монастырь. Молодые люди поступали в Ставроникиту, чтобы иметь возможность видеть Старца Паисия и советоваться с ним. В монастыре быстро увеличилось число братии и образовалось полноценное общежитие. Из своего аскетирия Старец заботился о монашеской жизни в обители и тихо, без шума, старался направлять ее в святоотеческое русло.


 
Жизнь в келье Честного Креста

   По пути из Ставроникиты в Кариес, вскоре за часовней Святителя Николая, слева от дороги начинается узенькая тропинка. Спускаясь и поднимаясь по неровной лесистой местности, среди низких зарослей земляничного дерева, каменного дуба и вереска, тропа заканчивается у каливы, огороженной проволочной сеткой. Раньше возле каливы висел ящик с щелью и записка примерно следующего содержания: «Напишите на бумаге, о чем вы хотите со мной поговорить, и опустите записку в ящик. Большую пользу вы получите не от разговора, а от молитвы».

   Над забором была натянута проволока, привязанная к колокольчику во дворе, в который звонили монахи и паломники, извещая Старца о своем приходе.

   Широкий двор осеняла листва масличных деревьев и нескольких виноградных лоз. Между тропой и забором было очень много веток и срубленных деревьев, наваленных Старцем для того, чтобы, когда он выходил из кельи и шел в мастерскую, его не было видно с тропы. Спускаясь от калитки к келье, посетитель мог видеть справа под масличным деревом летний архондарик Старца — столик и два-три пенька для сиденья. Слева была могила батюшки Тихона, которую Старец Паисий обсадил кустами розмарина — чтобы на нее случайно не наступали посетители.

   Спустившись по трем-четырем ступенькам ко входу в келью, посетитель сначала оказывался в коридоре, образованном стеной дома и каменной террасой. Двери и с одной, и с другой стороны коридора были закрыты — чтобы не сквозило. Слева располагалась примитивная «кухня» — крохотный пятачок на каменной полке размером как раз для одной кастрюли и внизу — место для огня. Пройдя под небольшим навесом ко входу и войдя внутрь кельи, паломник оказывался в коридорчике шириной в один и длиной в три шага, освещаемом крохотным окошком. Прямо напротив входа была келья (комната) Старца, а слева — маленькая церковь Честного Креста, с несколькими образами в иконостасе, одной стасидией78 и одним аналоем. Больше в храме не было ничего. Простота была впечатляющей.

   В нескольких метрах к западу от входа была еще одна дверь, она вела в мастерскую Старца и в архондарик — крохотную, бедную комнатку с низким, сплетенным из камыша и обмазанным глиной потолком. В архондарике стояли две кровати, пространство между которыми было столь узким, что едва помещался один человек.

   В маленькой каливке Честного Креста у Старца не было условий для частого приема гостей. Живя по своему безмолвническому уставу, он с рассуждением оставлял посетителей на ночь, если видел, что в этом была нужда. В письме от 21 декабря 1971 года он писал: «Я имею все благое желание принимать Вас у себя в каливе, оказывать Вам все мое цыганское гостеприимство и отдавать Вам не половину Паисия, а всего себя полностью. Приезжайте без колебаний, когда захотите, потому что если я узнаю, что Вы колеблетесь, то это меня огорчит. Единственное «но» — это то, что сейчас — зимой — калива не может принять больше одного гостя. К сожалению, моя калива имеет разногласия с моим сердцем».

   К востоку от каливы была каменная цистерна, в которую по желобам собиралась с крыши дождевая вода. Из этой цистерны Старец брал воду, чтобы пить самому и давать приходящим. Чуть подальше была еще одна, открытая цистерна с водой для полива, которую Старец никогда не использовал, потому что огорода не возделывал.

   Внешне жизнь Старца в каливе Честного Креста шла приблизительно так: с вечера он спал два-три часа, поднимался около полуночи и совершал Всенощное бдение. Утром, перед рассветом, немного отдыхал. Днем, если не было посетителей, занимался рукодельем: изготавливал под прессом тисненые иконки и кресты. Оставшиеся часы посвящал внимательному чтению духовных книг, молитве и ответам на многочисленные письма, в которых люди просили его молитв и задавали вопросы. Старец писал по нескольку часов в день, а когда темнело, зажигал свечу. Однако писем становилось все больше и больше, и поэтому где-то с 1977 года Старец решил на них не отвечать, за исключением безотлагательных и серьезных случаев. Он сообщил об этом решении некоторым из своих знакомых, а потом об этом узнали и другие. Старец объяснял свое решение так: «Я — как бы это сказать — собирался быть монахом и жить по-монашески. Но вижу, что эти письма отвлекают меня от моей цели». Однако молиться о людях, славших ему письма, Старец не переставал. Наоборот, он ограничил переписку именно для того, чтобы у него появилось больше времени для молитвы, которую он считал самым главным приношением монахов миру.

   Вместе с тем, жизнь, упрощенная до невообразимого предела, давала ему возможность почти все свое время посвящать духовным занятиям и молитве о тех, кто испытывал духовную нужду.

   Год от года посетителей становилось все больше и больше. Люди со своими проблемами занимали Старца по многу часов в день. Он писал: «Я был простужен, с высокой температурой. С одной стороны, посетители поднимали мне температуру, но с другой — не давали мне умереть — потому что у меня не оставалось для этого времени».

   Старец оказался перед выбором: остаться на Святой Горе либо удалиться ради безмолвия на Синай или куда-то еще. Торопиться с выбором он не стал и, помолившись, — чтобы не принимать решений «от своей головы» — увидел, что воля Божия была в том, чтобы остаться. «По всему видно, что мне придется приспосабливаться к трудностям здесь... Прошедшие дни я занимался тем, что огораживал свой участок металлической сеткой». (Из письма от 9 мая 1975 года.)

   Какое-то время на два дня в неделю — в среду и пятницу — Старец стал уходить в затвор. Не открывая в эти дни никому, он постился, молился и занимался тонким духовным деланием. В лесу возле источника у него была еще одна крошечная каливка, сбитая очень просто, как сарайчик, и крытая жестью. Иногда, ради большего безмолвия, он приходил сюда. После затвора или длительного отсутствия, он доставал из «почтового ящика» записки приходивших посетителей и совершал за них сердечную молитву.

   На Литургию и Причастие он обычно приходил в монастырь. Но время от времени приглашал иеромонаха и к себе — чтобы отслужить Литургию в своей церковке Честного Креста. Временами ходил на Литургию в знакомые ему кельи.

   Собрав маслины, он иногда — на примитивной и оригинальной маслобойке собственного изобретения и изготовления — выжимал немного масла для лампад. Маслинами он делился с бедными подвижниками и старенькими монахами Капсалы, которых посещал, чтобы получить пользу самому и оказать им посильную поддержку.

   Приготовлением пищи он не занимался, кроме тех очень редких случаев, когда оставлял кого-то из гостей на ночь у себя в каливе. Однажды, оставив у себя знакомого юношу, он стал готовить обед: положил в кастрюлю немного растолченной в ступе чечевицы, добавил горсть риса, налил воды и, положив под кастрюлю пучок вереска и сусуры, заросли которых окружали его каливу, развел огонь и стал беседовать с гостем. Юноша думал, что, увлекшись беседой, Старец забыл о готовившейся пище. Однако вскоре обед оказался готов — пищу не понадобилось даже перемешивать. Настолько простым было его поварское искусство.

   Вечерню они совершили по четкам. Юноша молился в храме, а Старец — у себя в келье, где он прочитал и канон из «Феотокариона»79. Затем была трапеза, за которой Старец не переставал с отеческой любовью давать юноше советы и наставлять его. Пища была без масла, но очень вкусной. На юношу произвело впечатление то мирное сокрушение, с которым Старец читал молитву перед трапезой: он сосредоточился в себе так, словно оторвался от всего земного и стоял перед Самим Христом. После трапезы он вышел во двор покормить диких животных, каждое из которых звал по имени.

   На закате солнца Старец и юноша один час помолились по четкам во дворе — каждый наедине. Потом, отведя гостя в архондарик, отец Паисий удалился к себе в келью.

   Так, в нищенской капсалиотской каливке Честного Креста подвизался Старец Паисий. «В рове преисподнем» (Ср.: Пс. 87:7), но в высоких подвигах, с непрестанной молитвой, наедине с Единым Богом и питаясь Его Благодатью. Совершенно нищий в отношении материальных благ и удобств, но богатый добродетелями и Божественной Благодатью. Изнуряя себя аскезой и доставляя духовный покой каждому просившему его помощи человеку. Страдая от человеческой боли и грехов, он одновременно переливал в сердца людей радость и утешение. Он вел брань с демонами, собеседовал со Святыми, общался с дикими животными и духовно помогал людям. Ниже будут приведены некоторые соответствующие примеры и свидетельства очевидцев.


 
«Свет стезям моим»
 
   Старец рассказывал: «Я был в монастыре Ставроникита. Наступил вечер. Выходя из монастыря, я встретил за воротами одного мирянина, который хотел со мной поговорить. Идя рядом, он начал рассказывать мне о своих проблемах. Время шло, а я был болен — причем так, что не мог ни присесть отдохнуть, ни неподвижно стоять на ногах. Тем временем сгустились сумерки и наступила ночь. Вспомнив о своей болезни, я хотел прервать беседу, однако подумал: «У человека столько проблем, и неужели я буду думать о себе самом?» Он продолжал говорить, пока ночь полностью не вступила в свои права. Сам он договорился о ночлеге для себя в одной из келий, потому что ворота монастыря к тому времени уже были заперты.

   Когда мы закончили беседу, я направился к своей каливе. Свернув на тропу, дошел до очень узкого и крутого спуска. Я ничего не видел (фонарика у меня при себе не было) и упал среди веток и зарослей ежевики. Ничего вокруг не видя, я хватался руками за ветви, а моя торба, перевернувшись, оказалась у меня на голове. Находясь в таком положении, я подумал: «Ну, что будем делать? Э, прочитаю-ка я Повечерие». Я начал читать «Святый Боже...» и другие молитвы. Внезапно все осветилось от сильного света. Вокруг меня сделалось светло, как днем, я понял, где нахожусь, и выкарабкался на тропу. Свет продолжал освещать все вокруг. Сердце мое было переполнено небесным радованием. Добредя до каливы, я достал спрятанный на обычном месте ключ, открыл дверь, вошел в церковь, зажег лампады, и только тогда Свет стал становиться все слабее и слабее».


 
Явление преподобного Арсения
 
   21 февраля 1971 года Старец сидел во дворе каливы и читал черновую рукопись составленного им Жития преподобного Арсения Каппадокийского, проверяя, нет ли там ошибок. «До захода солнца оставалось два часа, — пишет Старец. — Я читал рукопись, и в это время меня посетил отец Арсений. Он ласково погладил меня, подобно тому как преподаватель ласково гладит хорошо написавшего урок ученика, и одновременно оставил мне невыразимую сладость и небесное радование, вынести которые я был не в силах. После его ухода я, как сумасшедший, бегал по участку вокруг моей каливы и громко звал его, думая, что смогу его найти»80.

   Явление Святого потрясло Старца. Собственноручно он сделал карандашный рисунок Преподобного, с которого сестры монастыря в Суроти написали икону. Однако Старец говорил: «Первая икона вышла не очень похожей на Преподобного. Во время написания второй иконы я все время стоял у них над душой и говорил, как именно должна быть прописана каждая деталь». Так была написана известная икона преподобного Арсения, полностью передающая его характерные черты.

   Старец твердо верил в святость преподобного Арсения, но, несмотря на это, велел сестрам не изображать на его иконе нимба. И саму икону он поместил в храме не вместе с иконами других Святых — а под ними. Когда его спросили, почему он не перевесит икону выше, он ответил: «Если Преподобный хочет, то пусть поднимется выше сам», имея в виду, что Святой сам «позаботится» о своей канонизации. Также собственноручно Старец сделал стальную матрицу с изображением Преподобного (тоже без нимба), с помощью которой делал его тисненые иконы на дереве. И в первоначальном заглавии книги он написал: «Отец Арсений Каппадокийский» (без слова «святой»), Старец ждал, чтобы сначала Преподобный был причислен к лику Святых Церковью, и только тогда дополнил матрицу нимбом и написал в заголовке Жития: «Святой Арсений»81.

   Еще задолго до официальной канонизации Старец сделал в своей личной Минее под 28 октября следующую запись на фарасиотском диалекте:

   То есть:

    «Сегодня, 10.11.1924 по новому календарю, а по старому 28 октября, почил добрый человек Божий, иеромонах Арсений (Хаджифенди), в Фарасах Кесарийских. Благословение его и молитва да будут с нами. Монах Паисий». 


 
Батюшка Тихон и искуситель
 
   В одной из своих книг отец Паисии писал: «10 сентября 1971 года, ночью, после полуночи, творя Иисусову молитву, я внезапно увидел входящего в келью Старца (батюшку Тихона). Вскочив, я обнял его ноги и с благоговением стал их целовать. Однако — я и не понял как — он выскользнул из моих рук и стал уходить. Я увидел, как он входит в храм, а затем стал невидим»82.

   Однажды Старец хотел пойти в монастырь и причаститься. Поскольку в тот день пришло много посетителей, у него не было времени исполнить свое монашеское правило и подготовиться к Причастию так, как он хотел. Поэтому Старец заколебался — идти ли ему причащаться или нет.

   В этот момент он увидел, как некто, внешне похожий на батюшку Тихона, стоя перед ним на ступеньках, морщил нос, отрицательно качал головой и приговаривал: «Нет-нет, не надо тебе причащаться».

   Несмотря на то что Старец помнил об обещании батюшки Тихона его навещать, он сразу же понял, что тот, кто отговаривал его от Божественного Причащения, был диавол в образе батюшки. «Уходи, ты не мой Старец», — ответил отец Паисий искусителю. Потом пошел в монастырь и причастился.


 
Паломничество на остров Тинос
 
   Однажды, незадолго до начала Успенского поста, Старец на корабле отправился на остров Тинос, чтобы поклониться Тиносской чудотворной иконе Пресвятой Богородицы. На палубе корабля отец Паисий увидел полуголых женщин, «принимавших солнечные ванны». Старец огорчился. «Как же низко пали иконы Бога — Его образы!» — думал он. Не обращая внимания на происходящее вокруг, Старец сосредоточился в себе и с болью стал совершать сердечную молитву: «Боже мой, пошли дождь, чтобы они образумились!»

   Вскоре небо затянуло тучами и пошел проливной дождь. Женщины были вынуждены одеться и уйти в каюты.

   С благоговением приложившись к чудотворной иконе, Старец не остался на Тиносе, но тут же отправился обратно. Позже он рассказывал одному знакомому: «Чтобы ты понял, я скажу тебе только одно: Матерь Божия на этой иконе — совсем как Живая».

   На корабле Старец встретил Афинского архиепископа Иеронима83 и беседовал с ним о положении Церкви.


 
Прельщенный монах
 
   Как-то раз к Старцу пришел прельщенный монах. Он положил себе правилом никогда не пить воды. Прелесть — очень страшная болезнь и исцеляются от нее с большим трудом. Однако Старец с рассуждением нашел способ помочь прельщенному. «Я принес ему угощение: лукум и воду, — рассказывал Старец, — а он мне заявляет: «Я воду не пью». Я понял, что он в прелести и отвечаю: «Я не говорю, чтобы ты выпил целый стакан. Выпей, если хочешь, только один глоточек».

   Зная, что сейчас произойдет, я приготовил полное ведро воды, и все случилось точно так, как я ожидал. Собираясь выпить всего один глоток и взяв в руки стакан, он осушил его залпом. Потом, словно его жгло, он попросил еще один стакан воды, потом еще, и в конце концов выпил ведро почти целиком».

   Правило, которое положил для себя прельщенный монах, имело отправной точкой гордость, и естественно, что в этом эгоистическом «подвиге» он и получал бесовскую помощь. Однако, как только монах оказал послушание Старцу и смирился, бесовское содействие прекратилось, и он уже не мог выполнить своего эгоистичного обета.


 
Сострадая больному
 
   Ставроникитский монах отец Афанасий (в миру Евфимий Склирис) родился в Коринфе в 1930 году. Окончив юридический факультет университета, он поступил послушником в монастырь на Синае, где и познакомился со Старцем Паисием. Затем, вслед за Старцем, он приехал на Афон и в декабре 1968 года поступил в братство Ставроникитского монастыря. Отец Афанасий был великосхимником, членом Духовного Собора и представителем монастыря в Священном Киноте. Старец особенно любил отца Афанасия, потому что тот отличался послушанием. Когда отец Афанасий заболел, его положили в Народную афинскую больницу. Врачи диагностировали в его легких обширные метастазы, происходившие от старой опухоли, при оперировании которой отцу Афанасию был удален один глаз. Ему делали частые проколы, выкачивали жидкость, которая собиралась вокруг легкого, он тяжело дышал и время от времени задыхался. Узнав о состоянии больного, Старец Паисий решил поехать в Афины, чтобы его поддержать.

   Господин Панагиотис Дроситис, почетный председатель Апелляционного суда, имевший благословение целый месяц принимать Старца у себя в доме, рассказывает: «Старец приехал ко мне поздно вечером. Чтобы он чувствовал себя свободно, я поселил его в отдельной комнатке, отделявшейся от моей спальни раздвижной прозрачной дверцей. Старец не заметил этой дверцы, и, пока я не заснул, мне пришлось стать невольным свидетелем того, как он с состраданием молился Христу и Божией Матери о болящем отце Афанасии, прося об его исцелении.

   По всей вероятности, этой ночью ему было какое-то видение, потому что уже со следующего утра он начал говорить о том, что отец Афанасий нас покинет. Он говорил об этом так, словно получил ясный ответ на настойчивую молитвенную просьбу предыдущей ночи. Когда я сказал Старцу о том, что спал в смежной комнате, он был застигнут врасплох и стал явно волноваться, словно не желая, чтобы кто-то узнал о том, что происходило ночью, и о том, что ему было открыто. В то же самое утро мы поехали в больницу к отцу Афанасию. Старец уделял внимание не только ему — но духовно утешал и укреплял остальных больных, посетителей и сотрудников больницы. Узнав о состоянии отца Афанасия, Старец попросил лечащих врачей, чтобы они рассказали больному о том, что его положение очень серьезно. Узнав от врачей правду, отец Афанасий сначала впал в задумчивость и расстройство. Однако общение со Старцем Паисием и его духовная поддержка не дали этому состоянию затянуться надолго. Отец Афанасий воспрял духом и из умирающего больного превратился в проповедника жизни — несмотря на то что состояние его здоровья становилось все хуже и хуже.

   Старец Паисий приходил в больницу каждый день. Его присутствие превратило больничные палаты, коридоры и лестничные площадки в подлинные лечебницы душ. Врачи и медсестры, больные и многие телесно здоровые люди всех возрастов спешили к Старцу за благословением, укреплением и разрешением своих затруднений. На всех в изобилии произливалась его любовь. Но и сам Старец искал и находил возможности оказать любовь ближним.

   Я помню, как Старец делился последним с больными бедняками. Также помню, как он переживал и молился за одну молоденькую девушку, нравственно сбившуюся с пути, и как он был рад, получив внутреннее извещение о том, что это создание Божие в конце концов выходит на правильный путь.

   Усталый, он возвращался домой поздно вечером, после трудного дня, полного забот о ближних. Часто люди, которые не могли встретиться со Старцем в больнице, приходили и сюда. Не помню ни одного случая, когда Старец показал бы другим, что он устал и измучен. Напротив: он был радостен, весел и шутил в своем известном стиле. Я до сих пор храню одну из его шутливых записок, которые он оставлял мне каждый день в знак благодарности, чтобы сохранить меня в радостной атмосфере.

   Наконец, Старец убедился в том, что больной отец Афанасий укрепился, утвердился в вере и — несмотря на свои телесные страдания — преобразился в светлого проповедника жизни, укреплявшего и радовавшего других больных и даже тех, кто приходил его навестить. Старец уехал из Афин, однако не прекращал общаться с отцом Афанасием посредством писем, полных тепла и любви, которые посылал больному через меня. У меня осталось последнее из этих писем, уже не заставшее отца Афанасия в живых. В письмо отец Паисий вложил фотографию Старца Тихона.

   Кончина отца Афанасия была чистой и освященной. Потом отец Паисий рассказывал мне, что, когда тело отца Афанасия привезли на Афон, на пристань монастыря Ставроникита, его лицо было настолько радостным и спокойным, что если бы Старец не стеснялся тех, кто находился рядом, то он закричал бы в голос — от радости и славословия Благому Богу».

   Отец Афанасий почил о Господе 6 мая 1972 года. Сам Старец рассказывал о кончине своего друга-сподвижника так: «Сперва у отца Афанасия возникла опухоль — так называемая меланома84. Она разрослась, но он жил несколько лет. В последние годы опухоль дала метастазы на легкие, и отца Афанасия вновь положили в больницу. Месяц я жил недалеко от больницы — в доме моих знакомых и два раза в день его навещал. Вскоре после того, как я уехал из Афин, он умер. Я узнал об этом заранее — из одного видения и в день его кончины сказал: «Сегодня отец Афанасий скончается». Потом его тело привезли к нам в монастырь. Когда я его увидел, мной овладела печаль. Это была печаль за прошедшее. За те годы, которые мы прожили вместе. За те годы, на которые мы разлучаемся — пока Господь не призовет к себе и меня. И вот — когда я воздавал ему последнее целование — он мне улыбнулся! Да, в утешение, по Промыслу Божию».


 
Рясы и масличное дерево
 
   В то время — около 1972 года — в Греции обсуждался вопрос перемены священнических одежд. Некоторые из клириков хотели взять у Старца Паисия благословение не носить рясы. Один из таких священников-модернистов приехал к Старцу и стал его уговаривать: «Но ведь не ряса делает человека священником! Предпочтительнее, чтобы священники ходили без ряс, потому что таким образом им легче найти подход к людям...» — и другие подобные глупости. Старец так и не смог убедить этого модерниста изменить свое мнение и в конце беседы сказал: «Ладно, приходи завтра, и я дам тебе ответ».

   Ночь Старец провел в молитве, а утром, когда пришел священник, Старец показал ему одно масличное дерево, с которого нарочно содрал кору. На верхушке Старец оставил несколько подстриженных веточек, так что все дерево было некоторым образом похоже... на священника без рясы, с реденькой, подстриженной бородкой. «Ну что, — спросил Старец, — нравится тебе это дерево с содранной корой? Вот так же, как дерево, выглядят и те священники, которые не носят рясу». Эти слова поразили священника, и он ушел, благодаря Старца, который простым примером смог убедить его оставить свои мирские воззрения.

   На стволе ободранного дерева Старец вырезал ножом следующие слова: «Древа свой сбросили наряд, посмотрим, сколько уродят...», а чуть пониже: «Поп безряственный — видать, безнравственный».

   Конечно, дерево вскоре засохло. Однако оно послужило на пользу многим — и не только в отношении ношения ряс: так доходчиво Старец содействовал тому, чтобы различные попытки исказить Православное Предание не осуществились.

   Через несколько лет один по-доброму расположенный юноша, готовившийся стать священником, спросил Старца: «Батюшка, а по какой причине священники должны носить рясы?» Старец ответил: «Причин много. Но вполне достаточно одной-единственной: всем благоговейным людям приятно и радостно видеть своего священника, облаченным в рясу».


 
Поездка в Фарасы
 
   Когда Старец писал Житие преподобного Арсения, его сердце горело желанием посетить Фарасы Каппадокийские. Бог удостоил его осуществить это желание: 29 октября 1972 года вместе с архимандритом Василием (в то время игуменом монастыря Ставроникита) отец Паисий посетил село, в котором родился.

   Описание этого путешествия содержится в книге «Житие преподобного Арсения Каппадокийского». Между тем, Старец вспоминал и другие интересные подробности.

   По дороге они остановились в одной турецкой деревеньке и зашли в столовую пообедать. Почти все жители деревни с любопытством заглядывали в окна и рассматривали приезжих греков. Когда принесли обед и они встали для молитвы, Старец попросил игумена постоять и помолиться подольше. Итак, Старец Паисий и отец Василий читали разные молитвы и многократно осеняли себя крестным знамением. «Мы вычитали чуть ли не целое монашеское правило, — смеясь рассказывал Старец. — Ведь некоторые из этих турков, возможно, были тайные христиане. Вот мы нарочно и затянули молитву, чтобы они, горемыки, немножко порадовались».

   Туркам, которые спрашивали Старца о цели их путешествия, он откровенно отвечал, что Фарасы — это место, где он родился. Одному турку-полицейскому отец Паисий показался подозрительным. Он схватил Старца, посадил его в огороженное сеткой помещение и ушел, не заперев дверь на ключ. Прошло несколько часов, но никто из полицейских не появлялся. Тогда Старец попросил игумена найти такси. Они вышли из полицейского участка, сели в машину и уехали.

   В Фарасах у Старца заболела душа, когда он увидел, что из храма, в котором служил преподобный Арсений, турки сделали мечеть. Фарасы оказались совсем не такими, какими представлял их себе Старец по рассказам родителей. Некогда богатое и знатное село было в руинах и нечистотах. Турки везде ходили за Старцем по пятам, ни на минуту не оставляли его одного, глядели на него с беспокойством и подозрительностью. Конечно, все это свидетельствовало о том, что они не чувствовали себя хозяевами в Каппадокии.

   Из Фарас отцы Паисий и Василий заехали в Анкару и возвратились в Константинополь. С волнением и трепетом Старец пришел в храм Святой Софии. Укрывшись в уголке, он с сердечною болью молился. Заметив это, смотритель-турок поднял крик и стал угрожать Старцу, твердя: «Кемаль велел, чтобы ни вы, ни мы здесь не молились!» Тогда, исполнившись Божественной ревности и пренебрегая опасностью, Старец тоже стал говорить с турком резким, повышенным тоном. Он подвел смотрителя к одной из колонн храма, за которой виднелись лужи мочи, и, указывая на них, с негодованием обличил турка: «А это что здесь такое?! Это вам Кемаль сказал, чтобы вы такое делали?»

   Рассказывая об этом случае, Старец добавлял: «Придет гнев Божий и их укротит...»

   Потом паломники посетили монастырь «Хора»85, где Старца привели в восхищение прекрасные мозаики. «Там видна Благодать, переливающаяся через край», — рассказывал он. В Константинопольской Патриархии к Старцу отнеслись с уважением и благоговением — там были рады посещению подвижника-святогорца. В Патриархии произошел один случай, из которого Старец увидел смирение и терпение Вселенского Патриарха Димитрия.


 
Святая Евфимия
 
   Как-то раз один из монахов — духовное чадо Старца — пришел в каливу Честного Креста. Старец находился во дворе каливы и без остановки от сердца повторял: «Слава Тебе, Боже». Он повторял эти слова снова и снова и вдруг, обратившись к пришедшему монаху, произнес: «Так вот человек и приходит в негодность — в добром смысле этого слова». — «Какой человек, Геронда?» — «Я тихо-мирно сидел у себя в келье, а она пришла и вывела меня из равновесия. Да, хорошо они живут там, наверху». — «Геронда, Вы о чем?» — «Я расскажу тебе, но только никому об этом не говори».

   И Старец рассказал следующее: «Недавно я выезжал в мир по одному вопросу, касающемуся Церкви, и снова вернулся на Афон. Во вторник86, около десяти часов утра, я был в келье и читал Часы87. Вдруг я услышал стук в дверь и женский голос: «Молитвами святых отец наших...» 

   «Откуда на Святой Горе женщина?» — изумился я, но одновременно почувствовал в сердце некую Божественную сладость. Спрашиваю: «Кто там?» — слышу в ответ: «Евфимия». — «Какая еще Евфимия? — подумал я. — Неужели какая-нибудь сумасшедшая переоделась в мужскую одежду и пробралась на Афон? И что мне теперь делать?» А она опять стучит. Я снова спрашиваю: «Кто там?» — и она снова отвечает: «Евфимия». Я не знаю, что делать, и дверь не открываю. А когда она постучала в третий раз, дверь открылась сама, хотя изнутри была закрыта на задвижку. Я услышал в коридоре шаги, выскочил из кельи и увидел перед собой женщину в платке, похожем на шаль. Рядом с ней стоял некто, похожий на евангелиста Луку, — но он вдруг куда-то исчез. Женщина излучала свет, и поэтому я был уверен, что это явление не от лукавого. Однако, несмотря на это, я спросил ее: «Кто ты такая?» — «Мученица Евфимия», — ответила она. «Если, — говорю, — ты мученица Евфимия, то пойдем, поклонимся Святой Троице. Что буду делать я, повторяй за мной и ты». Я вошел в храм и положил земной поклон со словами: «Во Имя Отца». Она повторила эти слова и тоже сделала земной поклон. «И Сына», —сказал я. «И Сына», — повторила она тоненьким голоском. «Говори громче, — сказал я, — чтобы я слышал», и она повторила эти слова громче.

   Я стоял в церкви, а она — в коридоре. И поклоны она делала не в сторону храма, а в сторону моей кельи. Сперва я удивился, но потом вспомнил, что над входом в келью у меня висела маленькая, наклеенная на дощечку бумажная иконка Святой Троицы. Когда мы поклонились в третий раз со словами: «И Святаго Духа», я сказал: «Сейчас я тебе тоже поклонюсь». Я поклонился ей и поцеловал ей ноги и кончик носа, подумав, что целовать ее в лицо будет бесстыдством.

   После этого Святая села на скамеечку. А я — на сундучок, и она разрешила один мучивший меня церковный вопрос.

   Потом она рассказала мне о своей жизни. Я знал, что в Церкви есть святая по имени Евфимия, но Жития ее не помнил. Когда она рассказывала мне о своих мучениях за Христа, я не просто слышал, но как бы видел, переживал эти мучения. Мною овладел трепет, ужас! О, что за мучения она пережила!..

   «Как же ты выдержала такие муки?» — спросил я ее. «Если бы я знала о том, в какой славе пребывают Святые, то сделала бы все возможное, чтобы подвергнуться еще большим мукам», — ответила она.

   После этого события я три дня не мог ничего делать: я просто скакал от радости и непрестанно славословил Бога. Ни есть не мог, ничего, ничего... только славословие — без остановки».

   В одном из писем Старец говорит: «Во всю мою жизнь я не смогу оплатить свой великий долг перед святой Евфимией, которая — будучи мне незнакомой и не имея передо мной никаких обязательств — оказала мне эту великую честь...»

   Рассказывая об этом событии, Старец со смирением добавлял: «Святая Евфимия явилась мне не потому, что я был этого достоин, но потому, что в то время меня беспокоил один вопрос, связанный с положением Церкви. А кроме этого, были еще две причины».

   Старец был поражен тем, что «Святая — такая хрупкая, слабенькая — и как она только выдержала страшные муки? Ладно, если бы она была женщина крупная, сильная... А то ведь — в чем только душа держалась».
   Находясь в состоянии такой райской радости, Старец составил в честь святой Евфимии стихиру (на подобен «Киими похвальными венцы...»): «Киими похвальными песни, восхвалим Евфимию, снизшедшую свыше и посетившую живущаго монаха окаяннаго на Капсале. Трижды в двери паки его постучавши, четвертая88 сами отворишася чудесне, и вошедши с небесною славою, Христова Мученица, поклонишася вкупе Троице Святей». И эксапостиларий (на подобен: «Учеником сошедшеся...»): «Великомученице славная Христова Евфимия, люблю тебя зело-зело, после Святой Панагии...» Конечно же, Старец составил эти стихиры не для литургического пользования. Он даже не пел их при посторонних.

   Несмотря на свое нежелание выезжать в мир, Старец, нарушив свои правила, вновь поехал в Суроти и, рассказав о случившемся сестрам, сделал их причастницами своей небесной радости. С помощью и под руководством Старца сестры написали икону святой Евфимии в том виде, как она ему явилась.

   На куске стали Старец собственноручно выгравировал икону святой Евфимии и с помощью этой матрицы делал деревянные иконки, которые раздавал паломникам в ее честь. При гравировке матрицы Старцу никак не удавались пальцы на левой руке Святой. «Я замучился, вырезая ее руку, — рассказывал Старец, — но потом включил в работу добрый помысел: «Может быть, это мне за то, что и я ее, бедную, замучил своими «проверками».

   В Минее, под 27-м февраля, Старец подписал: Святая Евфимия!!!» 


 
Бесовские шуточки
 
   Старец говорил: «Больше всего диавол не хочет, чтобы мы молились. Видя, что кто-то молится, диавол — если не может ему помешать — старается, по крайней мере, увлечь человека в фантазии или помыслы. Если диаволу не удается и это, то он даже является молящемуся сам. Он делает это только и только для того, чтобы возмутить тебя и хоть немножко вывести тебя из состояния молитвы. Помню, однажды я молился во дворе каливы Честного Креста, рядом с могилкой батюшки Тихона. Я читал Славословие и совершал земные поклоны. Когда я дошел до слов «во свете Твоем узрим свет», внезапно за моей спиной разлился сильный свет, как от прожектора, который осветил все вокруг. Он «добивал» даже до побережья Калягры89. Поняв, что этот свет бесовский, я, не обращая на него никакого внимания и не возмутившись, продолжил молитву.

   Тогда, увидев, что возмутить меня с помощью «света» не получилось, диавол придумал другую штуку. Внезапно слева, в нескольких метрах от меня, появились два бесенка — вот такусенькие — ростом метра в полтора и начали «баловаться», шлепая друг друга в ладоши и пинаясь ногами. Кино да и только! Ну тут уж я не мог удержаться от смеха. Видишь, что придумал диавол? Видит, что я не обращаю внимания на его «свет» — так на тебе, — прислал мне этих бесенят».


* * *
   Однажды ночью, когда Старец спал, он почувствовал, как кто-то толкает его и говорит: «Вставай на свое монашеское правило — ты проспал». — «Кто же это меня толкает в такой час?» — подумал Старец сквозь сон. Проснувшись, открыв глаза, он увидел возле себя диавола. «А, это ты...» — сказал Старец и, выражая презрение к диаволу, спокойно повернулся на другой бок. Однако искуситель не мог угомониться и продолжал свое: «Да, но ведь ты проспал, тебе надо совершать твое правило!» — «Я сам знаю, когда мне совершать мое правило, — ответил Старец. — Не тебе распоряжаться моей молитвой».


 
Видение души почившего монаха
 
   Ночью 1-го июня 1975 года, молясь, Старец увидел, как восходит на небо душа румынского монаха Старца Филарета из кельи святого Андрея на Капсале. Душа отца Филарета90 была в образе отрока лет двенадцати, со светлым лицом. Она восходила на небеса в небесном свете. На следующий день Старцу сказали, что в тот самый час ночи, когда ему было это видение, добродетельный старец Филарет (это имя значит «друг добродетели») почил о Господе.

 
Снегирь по имени Олет
 
   Старец любил подниматься на один небольшой хребет над своей каливой и молиться там по четкам. Тут к нему стал прилетать снегирь, с которым Старец подружился и дал ему имя Олет, что по-бедуински означает «дитя». Когда Старец звал птицу по имени, она тут же прилетала, садилась ему на плечо, клевала корм из его ладони. Когда Старец уезжал, он оставлял корм на одном плоском камне, под которым в двух банках хранились запасы «продуктов» для Олета: одна банка была с рисом, а другая — с пшеницей.

   Старец рассказывал: «Мы с Олетом дружим уже пять лет. Однажды, когда я болел, он не притронулся — к корму, который я ему оставил на камне, но прилетел в келью, чтобы посмотреть, что со мной случилось. Этот горемыка привел меня в умиление. Животные понимают, как расположены люди, и приближаются к нам в соответствии с нашим расположением. Человек для них все равно что Бог. Поэтому человек должен любить животных — ведь другого рая они не ждут».


 
Спасение от смерти
 
   Однажды, как рассказывал сам Старец, с ним произошло следующее: «Вдалеке-вдалеке я услышал артиллерийскую пальбу — стреляли словно из тяжелых орудий. Я взял четки и поднялся на соседний хребет, чтобы получше увидеть, что происходит: мне показалось даже, что началась война. Я встал на камень и стал творить Иисусову молитву. Вдруг впереди что-то сверкнуло — и я мгновенно упал на землю». Что же произошло? Один охотник издалека увидел Старца и принял его за кабана. Вскинув ружье, он прицелился и нажал на курок. Старец, увидев блеск ружейного ствола на солнце, мигом упал на землю и остался в живых. Видимо, диавол, которому доставляют радость войны и битвы, не хотел, чтобы Старец молился о мире своего Отечества. Позже был еще один подобный случай, когда Старец, молясь в лесу, попал под обстрел охотника. Но и в этот раз Бог сохранил его от опасности.

 
Осужденная душа
 
   Старец рассказывал: «Одна моя знакомая старуха была жутко скупой. А вот дочка у нее была очень хорошая. Когда она хотела подать милостыню, то выбрасывала какую-нибудь вещь из окна, выходила из дома с пустыми руками (потому что ее мать следила, чтобы та ничего не выносила из дому), потом подбирала под окном выброшенную вещь и отдавала нуждающимся. Однако если она говорила матери, что монах (то есть я) просит у них такую-то вещь, то старуха позволяла отдать.

   После кончины этой старухи (я в то время уже жил на Афоне) я увидел некоего юношу (по всей вероятности, это был ее Ангел Хранитель), который сказал мне: «Пойдем, тебя просит прийти раба Божия такая-то» (он назвал ее имя). Я так и не понял, что со мной произошло: внезапно мы оказались в Конице перед какой-то могилой. Юноша повел рукой и могила открылась. В могиле, среди глинистой жижи, я увидел скупую старуху, которая уже начала разлагаться. «Монах, спаси меня!» — закричала она.

   Мне стало за нее больно, я испытал к ней жалость. Не чувствуя брезгливости, я спрыгнул в могилу, обнял ее и стал спрашивать: «Что с тобой?» — «Скажи мне, — спросила она, — разве я не с готовностью давала тебе то, что ты у меня просил?» — «Да, — говорю, — с готовностью». — «Все в порядке», — успокоил ее Ангел Хранитель. Он вновь повел рукой и «задернул» могилу, подобно тому как задергивают занавеску, и я вновь оказался в своей каливе.

   Сестры из Суроти меня потом спрашивают: «Что с тобой произошло в день святого Андрея?»91 — «Молитесь, — отвечаю я им, — о упокоении души рабы Божией такой-то».

   Через два месяца92 я увидел ее вновь. Внизу была бездна, хаос, а наверху, на ровном месте виднелись дворцы, много домов и много людей. Там же, наверху, стояла и эта старуха — очень радостная. Лицо у нее было словно у младенца, только крохотное грязное пятнышко осталось, но один маленький Ангел оттирал и это пятнышко — чтобы вся она стала чистой.

   Я видел, как в глубине бездны бьются, мучаются и пытаются выбраться наверх люди.

   Обняв старуху от радости, я отвел ее подальше от края бездны, чтобы те, кто мучались внизу, нас не видели и не страдали от этого еще больше. А она и говорит мне: «Пойдем, покажу, куда меня Господь поместил».


 
Молитва за бесов
 
   Сердце Старца уже преизливалось любовью к Богу, оно горело огнем любви «о людях, и о пернатых, и о животных, и о бесах, и о всей твари»93. Старец читал об этом у аввы Исаака Сирина, но и сам переживал подобные состояния.

   «Однажды, — рассказывал он, — я стоял на коленях и молился о бесах, прислонив голову к земле и говоря: «Ты — Бог, и если Ты хочешь, то можешь найти способ, чтобы спасти и этих окаянных, несчастных бесов».

   С болью молясь такими словами, я увидел рядом с собой голову пса, который высовывал язык и меня передразнивал. Возможно, Бог попустил это, желая показать мне, что Он хочет спасти и бесов, но они сами этого не хотят»94.


*    Старец Паисий Святогорец канонизирован в лике преподобных 13 января 2015 года.
76   Выборный орган, координирующий действия двадцати афон­ских общежительных монастырей.
77   См. Старец Паисий. Отцы-святогорцы и святогорские исто­рии.
78   Высокое деревянное кресло с подлокотниками, в котором мож­но как стоять, так и сидеть.
79   Феотокарион — сборник богослужебных канонов в честь Пресвятой Богородицы, составленный преподоб­ным Никодимом Святогорцем и впервые изданный в 1766 году. Со­держит шестьдесят два канона, написанных двадцатью двумя песнописцами разных эпох.
80   См. Старец Паисий Святогорец. Преподобный Арсений Каппадокийский.
81   Преподобный Арсений Каппадокийский канонизирован Все­ленской Патриархией в 1986 году.
82   См. Старец Паисий. Отцы-святогорцы и святогорские исто­рии.
83   Иероним (Коцонис) — архиепископ Афинский и всея Эллады в 1967—1973 гг.
84   Злокачественная опухоль преимущественно кожи (а также сетчатки глаза, мозга, слизистых оболочек), развивающаяся из кле­ток, продуцирующих темные пигменты.
85   Монастырь «Хора» в Константинополе построен при императореКонстантине Великом в IV веке. Много раз перестраивался. В XIV веке украшен замечательной мозаикой и фресками, представляющими собой вершину византийского церковного искусства.
86   27 февраля 1974 года.
87   Краткое богослужебное последование, входящее в состав су­точного круга.
88   Никакого противоречия с прежним текстом здесь нет. Святая Евфимия трижды постучала в дверь, а на четвертый раз дверь отворилась без стука.
89   Участок афонского побережья между монастырями Иверским и Ставроникита.
90   См. Старец Паисий. Отцы святогорцы и святогорские исто­рии.
91   А именно: 30 ноября 1973 (или 1974-го) года.
92   30 января 1974 (или 1975-го) года.
93    Святой Исаак Сирин. Слово 81.
94   Ср. Старец Паисий Святогорец. Письма. В «Письмах» Старец говорит о некоем монахе, но на самом деле этот случай произошел с ним самим.

 

◄ Глава 10       Глава 11       Глава 11 (2) ►
Категория: Житие старца Паисия Святогорца | Добавил: ADMIN (09.03.2016)
Просмотров: 948 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar